Екатерина Щербакова

Великий маленький человек

Тому, кто никогда не бывал в Ямполовке, сложно составить представление об этом селе. Даже всеведущий интернет крайне скуп на информацию о нём. В Википедии можно найти только координаты, почтовый индекс и телефонный код. Ещё упомянуто, что по данным переписи 2001 года население села составляет двести человек.

Ямполовка расположена в живописнейших краях Донецких степей. До самого горизонта — травы и простор, кое-где — небольшие пруды, которые здесь называют ставками. Людей там действительно живёт немного. По словам настоятеля Николаевского храма села Терны отца Петра Акимова, окормляющего и ямполовский храм Рождества Пресвятой Богородицы, сейчас там живёт 250 человек. Сегодня хотелось бы рассказать о самой почтенной жительнице села — Екатерине Харитоновне Курасовой. В 2018 году ей исполнилось 98 лет. За плечами этой удивительной женщины — Великая Отечественная война, тяжёлый труд, участие в открытии двух храмов.

Екатерина Харитоновна плохо слышит, но с радостью рассказывает о прошлом. Общаться с ней мне помогала её дочь Зинаида. Она обращается к матери на «вы», громко повторяет вопросы.

 

Довоенное детство

— Родилась я в крестьянской семье, — рассказывает Екатерина Харитоновна. — Родители были колхозниками. Отец умер рано, мама всю жизнь трудилась, поднимала нас с младшей сестрой. Я окончила школу, 8 классов. Училась хорошо. Нас в классе было две девочки, я и подружка. Мы закончили учёбу с хорошими оценками, поэтому нас направили в педагогический техникум в Славянске. Отправились туда вместе, поступили. Подруга была побогаче, из семьи с хорошим достатком, ей можно было учиться. А я не знала, выдержу в техникуме или нет. Из дома помощи не было никакой, а тут начались голодовки. Я потерпела месяца три — и бросила техникум.

 

Война

После техникума пришла домой, отдохнула какое-то время, после чего отправилась трудиться в колхоз. Поработала год или полтора — началась война. Что же мне делать? Нас у мамы двое, голодно. И вот захватывают наше село немцы. Мы с подругой решили убежать из села. Тогда уже и танки били по селу. Помню, как убегали: через луг, потом ползком, после в лесок — и в соседнее село. Там переночевали. Рано, зарёю, отправились дальше. Немцы наше село захватили, а через Донец не пошли.

Рядом была меловая гора. Там они строили блиндажи, устанавливали пулемёты, били по дорогам, а нам нужно идти ещё три километра. Мы никак не могли пройти. Там была широкая поляна, через которую не удавалось пробраться, потому что немцы простреливали ту полосу. Мы пораньше встали, затемно, чтобы нас видно не было. Проскочили, Бог дал, хорошо. Добрались до Ямполя, нас там обстреляли, а оттуда подались через лес на Киров и Ямполовку. Там переночевали и решили идти в Сватово, в военкомат, чтобы нас отправили на фронт добровольцами. Потому что — ну сколько можно прятаться? Думали: пойдём, а там — что Бог даст.

Отправились. Шли на Сватово, там речка Айдар течёт. Снова начался обстрел, мы его переждали, потом помылись в речке, простирнули вещи — и дальше. В Сватово тогда штаб находился. Мы пришли, а там часовой стоит, нас не пускает. Вот пошёл он к главному, командиру, доложил, что пришли две девочки. Мы зашли в штаб, где нас сразу поручили старшине. Под его руководством из штаба нас направили под Николаев, там стояли наши части.

Пробыли мы там два-три месяца. Поработала я сперва в конторе, а потом повар забрал меня на кухню. Через некоторое время нас повезли дальше, к передовой. Распределили на контрольно-пропускные посты. Там мы проверяли документы, машины, которые шли на фронт — смотрели, что везут. Фронт был километрах в 7-10 от нас. Если были свободны от дежурства на КПП, помогали медсёстрам раненых выносить с поля боя. Я тогда уже была младшим сержантом.

Когда стояли возле передовой, то жили в блиндажах. Однажды налетели немецкие самолёты, стали бомбить и попали в наш блиндаж. Меня и ещё двух девочек ранило, засыпало землёй. Военные, которые стояли на контрольно-пропускном пункте, нас отрыли, благодаря этому мы выжили. В общем, доставалось нам, конечно.

Конец войны я встретила под Мурманском — возле города Беломорска была станция в лесах. Когда узнали о победе, такая была радость! Мы и танцевали, и смеялись, и плакали — всё было. Невозможно это забыть! Оттуда я поехала домой.

 

При храме

Кончилась война. У меня мама и сёстры были церковные. Я тоже ещё девчонкой всё знала по клиросу, поэтому с большим удовольствием за церковь ухватилась. Делала, что могла: и пела, и работала. Помогла открыть два храма.

Началось всё так. Храма не было ни в Тернах, ни в Ямполовке. Все ходили пешком в Торское. Сначала стали хлопотать о разрешении открыть храм в Тернах. Получилось, добились. Выхлопотали помещение, по всем колхозам ездили, просили помощи. Помогали красить, стеклить. Я тоже ездила, помогала. Подруг моих организовала. Служили там долго.

Потом отец Пётр, настоятель, говорит: давайте и в Ямполовке открывать храм. Давайте, отвечаем. Здесь в селе дом стоял пустой. Документы переделали, что это теперь храм, и стали ремонт делать, стягиваться. Я все силы положила — так хотела, чтобы в нашей Ямполовке был храм. Из дома носила туда всё: и иконочки, и коврики, и шторочки, и деньги давала. Потихоньку обкутались (устроились — ред.), на первый случай всё было. Стали и у нас служить. А сейчас я уже не хожу в храм, потому что не слышу. Негоже себя чувствую, здоровьечка нет. Мне ведь уже 98 лет! Здоровье не бесконечное. Но — слава Богу за всё!

Екатерина Харитоновна устала, и я ещё немного поговорила с её дочерью Зинаидой:

— Храму в Ямполовке почти десять лет. Он маленький, там никого сейчас уже нет. Раньше батюшка приезжал для совершения служб с хором, мама тоже пела на клиросе. Ещё она на свечном ящике стояла. В нынешнее время люди в наш храм почти не ходят. Раньше хоть немного было, а сейчас — только по большим праздникам. Если идут на службу, то в Терны.

После войны мама вернулась в Ямполовку, вышла замуж. Они с отцом познакомились в 1945-м, когда вернулись с фронта. Тогда же поженились, а в 1946 году родилась я. Пока мы были маленькие, мама нигде не работала, была с нами — нас у неё четверо. Отец трудился в совхозе плотником. Когда подросли, мама ходила в колхоз, на ферму: бидоны мыла, коров доила. Родители держали огород и хозяйство: кур, гусей, корову, поросят. Всё это было на маминых плечах, потому что отец целый день на работе: утром ушёл, вечером пришёл. Когда она стала ходить на работу, мы с сестрой ей помогали, как могли. Иной раз бидоны мыли за неё.

Мама нас воспитала в православной вере, хотя и не без строгости: бывало, и лозины получали. Сейчас говорят, что так нельзя, а у нас было иначе: не работаем — так и лозиной потянут. Работали мы с самого детства: гусей пасли, на огороде помогали.

Откуда мама всегда брала силы? — даже не знаю. Она оптимистка, бодрая, без работы не может. Приболеет — ляжет, 10-15 минут полежит — и всё, уже побежала во двор что-то делать, то ли к курам, то ли в огород. Она живёт одна, в последнее время я приезжаю к ней чаще. Когда меня нет рядом, соседка наведывается. По телефону созваниваемся. Два раза в неделю приходит соцработник: помогает воды принести, зимой — угля: отопление в доме печное.

О войне мама обычно не рассказывает, не любит этого. Разве что изредка вспомнит что-то. Она очень тяжело переживает нынешние события. Не может принять, что снова допустили войну и гибнут люди.

***

Я захожу в гугл-карты. Интернет вычерчивает маршрут: Терны — Торское — 11 км, Ямполовка — Торское — 8 км. Представляю людей, которые когда-то шли пешком все эти километры. По степи, по травам, мимо ставков и редких рощиц — в храм. Эти люди пережили войну, вся их жизнь — это бесконечный тяжёлый труд. Но они идут, потому что их так воспитали, потому что в их сердцах живёт главное — любовь и вера. Они великие, эти люди, хоть и не знают об этом. Низкий им поклон.