Протоиерей Олег Хижняков

«Наша задача — научиться сочувствию»: как милиционер стал священником

Наш сегодняшний герой был обычным участковым инспектором. Потом долгие годы боролся с экономическими преступлениями. Как случилось, что теперь он — священник, активно занимающийся социальным служением? О своём пути к священству рассказал протоиерей Олег Хижняков, настоятель храма Святого Духа г. Славянска.

 

Обычное советское детство, но без демонстраций

Я родился в Славянске, а вот родители мои не местные: папа родом с Кавказа, мама — из Краснодарского края. Отец служил в армии в Архангельске, в авиационных войсках. Хотел поступить в Ставропольское военное училище, но у него что-то не получилось, и ему посоветовали поехать на Украину, в Славянск — поступать в училище гражданской авиации. Здесь он познакомился с моей мамой, они поженились, и родился я. Папа потом пошёл работать в милицию — с авиацией у него так и не сложилось. Проработал в правоохранительных органах тридцать шесть лет. Мама окончила Славянский педагогический институт (сейчас — Донбасский государственный педагогический университет), работает в нём до сих пор.

У меня было самое обычное детство — как у всех советских детей. Правда, был один эпизод, о котором я часто вспоминаю и рассказываю. Связан он с нашей Соборной площадью. Мы жили очень небогато, и одеждой на все случаи жизни у меня была школьная форма. Раньше было два вида формы — украинская, коричневая, под которую надевалась зелёная рубашка, и московская — синяя, с нашивкой на рукаве. Мне всё время покупали коричневую, потому что она была недорогая, и зелёную рубашку. В те годы 1 мая и 7 ноября все учебные заведения и трудовые коллективы шли на площадь, где шагали трудовыми колоннами с лозунгами «Мир, труд, май» или «Слава Октябрю». Школьникам на демонстрации обязательно полагалось быть одетыми в белую рубашку, которой у меня никогда не было. Поэтому я на демонстрации никогда не ходил и очень по этому поводу расстраивался. Ну, а как не грустить: все школьники идут колоннами, с флажками «Слава КПСС», а я из-за рубашки дома сижу!

Понимание промыслительности тех событий пришло только спустя много лет, когда я стал священником. Есть информация, что до сих пор под Троицким собором, фундамент которого так и не был разрушен — его засыпали строительным мусором и закатали асфальтом, — есть пять могил священников, прослуживших там много десятков лет. Наверное, я не попадал на демонстрации, потому что Бог уже тогда определил будущего настоятеля и не хотел, чтобы он ходил по костям своих почивших предшественников.

 

Книги и спорт

Ни о какой религиозности в нашей семье речи не было. Моим любимым занятием в детстве было чтение — у нас была большая библиотека, и я зачитывался Кервудом, Лондоном, Купером, Жюлем Верном, до дыр затёр книги Гоголя — очень любил его. Я настолько любил читать, что мог проводить за этим занятием ночи напролёт. Включал светильник — и читал до утра, а потом как ни в чём не бывало шёл в школу, где мечтал об одном: вернуться и дочитать книгу. Думаю, чтение формировало мою усидчивость. Я был спокойным мальчиком, родители могли целый день меня не видеть и не слышать. Ещё любил лепить, рисовать — у мамы сохранились мои поделки и рисунки.

Я окончил восемь классов в школе № 12, после чего поступил в Славянской сельскохозяйственный техникум. Повзрослев, я изменился, меня словно развернуло на 180 градусов. Ещё в школе я начал активно заниматься спортом. Сначала это было дзюдо, потом, когда поступил в техникум, занялся атлетикой — там была мощная команда по гиревому спорту. Мы организовали атлетический зал — он до сих пор работает. Помню, тренажёры туда привезли из Днепропетровска и один из классов НВП нам отдали, чтобы мы там могли тренироваться. Словом, книги отошли в сторону, их место занял спортзал. Я участвовал во многих соревнованиях — что мне потом очень помогало в жизни. Старался соревноваться в каких только возможно: городских, областных, республиканских. Ещё мы в те годы увлекались восточными единоборствами, были вдохновлены примерами Ван Дамма, Шварценеггера и Брюса Ли.

Окончив техникум, я пошёл в армию. Служил на Украине с 1993 по 1994 год. Потом, не снимая формы — у меня гражданской одежды даже не было ещё, — пошёл устраиваться в милицию. Отец отвёл меня в городской отдел кадров.

 

Участковый инспектор непростого района

Первая моя служба была участковым инспектором в Славянске. Причём меня назначили в Старосодовый район — местные жители его хорошо знают: очень депрессивный, где жило множество ранее судимых людей, самогон лился рекой, употребляли наркотики — словом, приходилось непросто. Надо было знакомиться с людьми, учиться общаться с представителями самых разных слоёв общества. Сейчас полученный опыт очень помогает мне в пастырской практике. Кто такой участковый? — не просто человек, который принимает какие-то законные решения, но тот, кто прежде всего должен уметь слушать и слышать тех, с кем общается. Это была очень хорошая школа, полученный там опыт я считаю бесценным.

У меня как-то само собой всё получалось, я бы не сказал, что были какие-то особые трудности или дискомфорт в работе. Я жил в обстоятельствах, в которых находился. Вспоминая, как проходила моя жизнь, понимаю: наверное, меня Господь хранил, потому что у меня не было случаев, когда приходилось бы идти на компромисс с собственной совестью. Ни разу не было ситуаций, чтобы я заставлял её замолчать и поступал неправильно.

Я прослужил в Славянске пятнадцать лет. Был не только участковым: позже проходил службу в подразделениях БЭП (в советское время ОБХСС) — боролся с экономическими преступлениями. Львиную долю времени в правоохранительных органах я провёл именно там, и на пенсию уходил оттуда.

Если вспоминать ранние этапы службы, то были разные ситуации: ежедневная жизнь участкового наполнена многими событиями. Рабочий день начинается рано и заканчивается очень поздно. В десять вечера мы только шли докладывать о проведённой в городе работе, а потом возвращались на участки и ещё занимались делами: кто-то шёл проверять поднадзорных, кто-то сидел над документами. Человеку гражданскому сложно понять, как это: ночью встать, куда-то идти, чем-то заниматься. Для нас это было нормой. Ещё доводилось в выходные или праздники в засаде сидеть. Например, 31 декабря все люди дома встречали Новый год, накрывали праздничные столы, ели оливье и пили шампанское, а мы сидели на канализационных люках — грелись, потому что было очень холодно и спрятаться негде. Объекты распределили — сиди, наблюдай, не полезет ли кто воровать. Как говорится, стучи зубами и дыши в шинель. Много всего было.

Я вспоминаю один случай. У нас многие люди стояли на профилактическом учёте. Были семьи, которые на милицейском сленге назывались «неблагополучные» — такие, где родители пьют или где детей воспитывает одна мать или бабушка. И вот была у нас женщина, которая сильно пила. У неё было двое детей. Жили они в трёхкомнатной квартире, из которой было вынесено всё. Однажды газовую печку вырвали и вынесли, газ шёл из обрезанной трубы — весь подъезд был в страхе. Вызвали газовую службу и милицию. Опергруппа по такому вызову не будет выезжать, потому что криминала нет, значит, направляют участкового. Меня отправили разобраться.

Пришёл и вижу: мать в состоянии тяжелейшего опьянения валяется на прожжённом окурками диване, в квартире неимоверная антисанитария. На полу — потому что предметов мебели никаких нет — сидят её дети, одному лет пять, другому восемь. Перед ними грязный, ни разу не мытый черпачок, который когда-то был эмалированным. В нём — картошка в мундирах, которая по размеру даже до вишни не дотягивает. Они макают её в грязную солонку и едят. Газовая служба газ быстро перекрыла, а я подошёл к детям и спрашиваю: как дела у них, как жизнь? Они отвечают: «Хорошо всё». «Вы есть хотите?» — «Да вот, картошка есть». Я понимаю, что ко всяким ситуациям можно привыкнуть, но я никогда не мог привыкнуть к голоду детей. Эти дети с ковшиком до сих пор у меня в памяти. Их мать потом покончила жизнь самоубийством, а что с ними случилось — я не знаю. Сейчас мы при храме всегда помогаем детям: к нам часто прибегают с просьбой дать поесть. Отказать не можем.

 

Из отдела по борьбе с экономическими преступлениями — к храму

Что касается службы в ОБЭП, то подробностей работы там не могу рассказать, потому что это была оперативная работа, о которой распространяться не стоит. Скажу лишь, что сначала работал в горотделе в Славянске, потом был начальником ОБЭП в Краматорске, потом нёс службу в Донецке, в управлении на железной дороге. Из Донецкого областного управления по борьбе с экономическими преступлениями я уходил на пенсию — было это в 2010 году. Этому предшествовали определённые события.

У меня за всё время работы в милиции было много разных событий, подчас непростых и даже трагических, связанных с болезнями. Мне часто приходилось, лёжа на больничной койке, задумываться, всё ли правильно я сделал в своей жизни — потому что от перехода в вечность отделяли просто доли секунды.

В 2003 году я попал в ДТП: ехал по работе в Донецк, мы спешили в прокуратуру области, но не доехали. Пока везли до Краматорска, у меня остановилось сердце. Когда я пришёл в себя, рядом была жена — мой главный друг на протяжении всей жизни. Она находилась при мне неотступно, с момента поступления до выписки. На тот момент я к Церкви имел отношение только сочувственное. Да, я был человеком верующим, имел огромное уважение к духовенству и традициям, но не более того. На богослужениях бывал, но не исповедовался, не причащался — было не до этого.

После аварии у меня были сломаны все рёбра слева и лопатка плюс тяжёлая травма лёгких — в плевральной полости всё время скапливалась жидкость. Меня не хотели выписывать, потому что боялись, что это состояние может перейти в пневмонию.

Жена на тот момент была человеком воцерковлённым: невзирая на моё ворчание, каждое воскресенье ходила на литургию, причащала сына, брала на себя послушания при храме — словом, вела деятельную церковную жизнь. Не скажу, что я с радостью это приветствовал, но она всё успевала. И вот она уговорила врачей отпустить меня в воскресенье, чтобы причастить. Рентгеновские снимки у меня были плохие, но нам всё-таки удалось отпроситься на один день. Жена привела меня в собор Александра Невского, там я должен был прямо на литургии исповедоваться и причаститься. Всё прошло благополучно, я причастился, а в понедельник, когда мне сделали рентген, оказалось, что у меня в лёгких ничего нет. Врач не верил своим глазам, думал, это из-за того, что накануне я активно двигался. Меня взяли на контроль, но и через время ситуация не изменилась. Вскоре меня выписали, и я начал очень быстро восстанавливаться. Через некоторое время я вышел на работу — к огромному удивлению руководства и коллег, потому что те, кто видел меня после случившегося, были уверены, что на моей службе можно поставить жирный крест. Слава Богу, всё продолжилось.

 

«О чем ни попросите Отца во имя Мое, даст вам»

Я постепенно воцерковлялся. Мы начали ездить в Святогорскую лавру. Часто приезжали на вечернее богослужение в воскресенье, когда там читали акафист Божией Матери — почему-то я очень любил эту службу. Позже, когда я уже был на пенсии и нёс пономарское послушание в Славянске, я мечтал служить акафист вместе с братией. Представлял, как стою в строю священников — и спустя некоторое время это осуществилось. Когда я приехал в лавру уже священником, благочинный, отец Галактион, благословил меня облачиться и служить акафист. Как сказано в Евангелии: «Истинно, истинно говорю вам: о чем ни попросите Отца во имя Мое, даст вам» (Ин. 16:23).

В 2010 году, проходя службу в Донецке, я познакомился с отцом Димитрием Гапоновым. Он ещё жив, но уже не служит. В те годы, о которых я рассказываю, он был настоятелем Покровского храма. Мы подолгу беседовали с ним после служб — не знаю, почему он имел ко мне такое расположение и уделял столько времени, невзирая на довольно слабое здоровье. Однажды он сказал мне фразу, которую я помню до сих пор: «Такие люди и в милиции, и в Церкви нужны».

В том же году я принял решение оставить службу и уйти на пенсию. У меня не было каких-то особых желаний — только ходить в храм, участвовать в богослужении, причащаться, учиться Закону Божьему и церковным традициям. Я словно стал первоклассником, который впервые пришёл в класс и которому всё интересно. Это настроение сохранилось у меня до сих пор. Я далеко не всё знаю и стараюсь каждый день узнавать для себя что-то новое, находить ответы на вопросы, которые возникают в пастырской практике.

В 2010 году я вернулся в Славянск и нёс здесь пономарское послушание в Серафимовском храме у отца Валерия Лебедя — мы с ним были знакомы ещё со времён моей работы в милиции. Я был связан с этим храмом, его строительством и благоустройством, — и Господь управил, что я попал туда. Почему-то мне всегда хотелось попасть в алтарь. Я попросился у отца Валерия, и он сказал: «Если будете себя хорошо вести, то можно в алтарь». К удивлению молоденьких пономарей, я — солидный мужчина в костюме — стал нести послушание там. Поначалу читал записки, а потом быстро во всём разобрался и через некоторое время на каждой службе читал Апостол. Я не пропускал ни воскресных, ни праздничных служб, всегда спешил в храм, причём старался приехать туда как можно раньше. Эта привычка сохранилась у меня до сих пор. Нередко я приезжаю в шесть утра, молюсь, поминаю всех, а в семь часов иду на входные молитвы. Это время мне очень нравится: город ещё спит, машин нет, ничего не отвлекает, нет суеты. Есть возможность к литургии подготовиться, поостыть, что-то обдумать.

Нёс я свои послушания, а потом меня заметил благочинный, отец Николай Фоменко. Мы с ним познакомились, часто общались, и он однажды сказал: «Тебе надо быть священником». В тот момент я вспомнил первую книгу из житий святых, которую прочитал — «Святитель-хирург», о святом Луке Крымском. Там есть момент, когда святитель Иннокентий Ташкентский сказал Валентину Феликсовичу Войно-Ясенецкому, тогда главврачу больницы: «Вы должны быть священником», — на что он ответил: «Если это угодно Богу — буду». Те же слова я сказал отцу Николаю. Через некоторое время он рассказал обо мне владыке Митрофану. Меня направили в Горловку на практику. Так началась история моего служения. Меня рукоположили в диаконский сан, потом в священнический, и в день памяти святителя Луки — 11 июня 2014 года — назначили настоятелем сюда, в храм Святого Духа в Славянске.

 

Экзамен на христианство

Психологи говорят, что у человека каждые семь лет могут меняться убеждения и мировоззрение — в зависимости от событий, которые происходят в его жизни. Наш храм находится в центре города, на пересечении многих дорог — не только автомобильных, но и жизненных. Сюда приходят люди разные, все требуют внимания. Что их волнует? Конечно, события, связанные с разделением, которое мы уже несколько лет переживаем. Теперь добавились переживания из-за пандемии. Люди начали иначе друг к другу относиться: кто-то с осторожностью, кто-то с опасением. Многие перестали ходить в храм, боясь заразиться, другие — наоборот, перед лицом опасности начали ходить в храм активно.

Мы все в последние годы сдаём экзамен на христианство. Это не общие слова. Христианина определяет не звание, не одежда, не благообразный внешний вид. Сейчас всем нам нужно вспомнить заповеди Христовы и сделать их своим главным жизненным приоритетом. Наш календарный план на сегодняшний день должен основываться на двух пунктах: не сбиться с пути и не сделать ничего такого, что будет неприятно Христу. Мы должны быть прежде всего милосердными. Каждого человека, нуждающегося в помощи, надо воспринимать как посланного Промыслом Божьим. Нужно осознать: это не ему нужна твоя помощь, но тебе нужно сделать ему добро. Это самое главное направление деятельности, которое приводит человека к Богу.

В акафисте моему любимому святому, архиепископу Луке, есть такие слова: «Любовью своею удивлял всех, творящих ти напасти, и многих сим обратил ко Христу». Его удивительное и поистине великое терпение — пример всем нам стяжать это важное для христианина качество, хотя бы малую толику того, что имел святитель. Наша задача — научиться сочувствию. Когда мы говорим: «Я тебе сочувствую», — важно, чтобы это были не просто слова, а попытка прочувствовать, что переживает находящийся перед нами человек. Господь сказал: «Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки» (Мф. 7:12). Именно поэтому мы с прихожанами уделяем большое внимание социальному служению.

 

Не сотрудничество, а семья

Мы окормляем городскую больницу. Это очень важная часть нашего служения. Молебная комната там была открыта стараниями самих медиков. Поначалу там не было священника, который бы занимался ей, и медработникам приходилось самим бегать по городу и просить свободных священников отслужить молебен или акафист прочитать. Не было системы. Когда я пришёл в больницу, зашёл и в молебную комнату. Увидел, что там есть всё необходимое, нужно было только организовать работу. Мы посадили там дежурных, в будни там были наши свечницы. Люди приходили, договаривались о таинствах. Не было недели, чтобы я не приезжал причащать или соборовать людей, даже крестил там пожилых пациентов. Словом, от работы этой комнаты была огромная польза.

Всем священникам желаю никогда не обходить стороной лечебные учреждения, которые находятся на территории их прихода. Надо знакомиться с врачами, спрашивать у больных, как их дела. Часто бывает: приходишь посетить больного, о котором родственники попросили, а в палате рядом с ним ещё несколько человек — и вот уже и на их вопросы отвечаешь, и пятнадцатиминутное посещение длится час, а то и дольше. Персоналу тоже нужно уделять внимание. Но очень важно, чтобы это не было натужным отбыванием — люди это очень хорошо чувствуют. Когда вы горите своим делом, то и собеседник заряжается от вас. И знаете, когда сейчас говорят, что нас, христиан, где-то не хотят видеть, я подозреваю, что рассказывающим об этом христианам просто не интересно их дело. Мне не доводилось с такой проблемой сталкиваться, с нами всегда хотят общаться и рады видеть.

Думаю, мы сейчас пожинаем плоды нашего долгого сотрудничества с нашими медиками, и могу сказать, что это в целом облегчает нам работу: уже не надо ездить, лично обо всём договариваться — многие вопросы насчёт помощи людям можно решить в телефонном режиме, потому что нас знают, нам доверяют. Теперь легче работать, действовать, помогать. Для меня это уже не сотрудничество с медперсоналом — мы живём одной духовной семьёй, где братья и сёстры друг о друге заботятся.

Мы несём попечение о нашем приюте для бездомных. С 1 декабря по 1 апреля там проходит акция «Бездомные», и несколько лет назад к нам обратилась начальник приюта с просьбой готовить для бездомных. Дело в том, что по бюджетному финансированию средств хватает только на выделение нуждающимся нескольких пачек мивины и пакетиков чая, так что кормить их нечем. Мы с радостью откликнулись на их предложение и до сих пор занимаемся этой работой очень активно. Когда сезон заканчивается, мы продолжаем ездить и кормить бездомных людей, потому что голодный человек и в жаркую погоду есть хочет. Также мы собираем и передаём им вещи. Сейчас, в период карантина, инициативная группа прихожан нашего храма помогает бездомным соцпайком: приезжают, оставляют продукты, кому надо — те их забирают.

Мы продолжаем своё служение. Поначалу, во время самых суровых карантинных ограничений, был период, когда люди посещали храм реже, но зачастую это касалось тех, кто и до пандемии активно в храм не ходил. Все, кто любит Бога и Церковь, по-прежнему с нами. У нас ничего не изменилось: послушания свои несём, санитарные требования выполняем. Воскресная школа работает в дистанционном режиме, общение детей и преподавателей продолжается — мы делаем всё возможное, чтобы дети не ощущали себя забытыми и брошенными. Словом, трудимся и верим, что всё будет хорошо.

Беседовала Екатерина Щербакова